16.03.2024

907 год какой век. Поход Олега на Царьград: описание, история и последствия. По материалам Энциклопедии Брокгауз-Ефрон


Первый действительно большой поход русов на Восточную Римскую империю совершил князь Олег. К тому времени в Древней Руси уже сложилась четкая военная организация, просуществовавшая потом несколько столетий.

Первый действительно большой поход русов на Восточную Римскую империю совершил князь Олег. К тому времени в Древней Руси уже сложилась четкая военная организация, просуществовавшая потом несколько столетий.

Основой Древнерусского государства являлась сельская община, которая в летописях называется «вервью» или «миром». Это позволяло собирать многочисленное ополчение славянских племен. Летописец, говоря о государственном устройстве Руси в древности, сообщал следующее:

«Великий князь русский» был главой государства. И хотя народное вече свободных общинников ограничивало его верховную власть, он мог порой не считаться с мнением вече. Управление же осуществляли «светлые и великие князья и великие его (князя) бояре».

Основой древнерусского войска являлись княжеские дружины - «старшая» из наиболее опытных воинов и «младшая» из «отроков». На войну ходили и дружины «княжеских мужей», то есть бояр, союзники из числа степняков и ополчение «воев», которое выставлялось сельскими общинами и городами. Ополченцы-«вои» составляли пешую рать, поскольку дружины князей были конными.

Вооружение русов состояло из обоюдоострых мечей и копий, секир и булав, «засапожных» ножей. Из защитного были распространены шлемы и большие деревянные щиты. Кольчуги (кольчужную броню) имели, как правило, только дружинники. С древности славяне имели боевые знамена и военную музыку.

Военного флота на Древней Руси не было. Но для походов по рекам и морям строились большие «набойные» лодьи, которые ходили на веслах и под парусами. На таких мореходных лодьях могло разместиться 40-60 человек с оружием и припасами.

Свой знаменитый поход на Константинополь князь Олег совершил в 907 году. Вне всякого сомнения, для этого грандиозного военного предприятия потребовалась большая подготовка. По свидетельству летописца, в поход русская рать отплыла на двух тысячах лодей. Можно считать, что Оле-гова лодейная рать насчитывала примерно 80 тысяч воинов. Но скорее всего, войско русов было меньше половины этой цифры даже с учетом союзной степной конницы.

Лодейная флотилия, собравшаяся со всей Древней Руси под Киевом, спустилась вниз по Днепру и двинулась к Константинополю берегом Понта (Черного моря). Конница шла на виду у флотилии берегом.

Когда русы подошли к Константинополю, пешая рать сошла на берег, вытащив на сушу лодьи. Под стенами византийской столицы произошла битва. Летописец сообщает о ней так: князь Олег «повоевав около города и много убийство сотвори грекам». Византийцы после первого столкновения с русами укрылись за крепостными стенами, а их противник стал опустошать окрестности Царьграда.

Осада его грозила затянуться, а на море тогда начинались сильные осенние шторма. Князь Олег решил устрашить «греков». Он приказал поставить лодьи на катки (колеса), и при попутном ветре, подняв все паруса, русская лодеиная рать подступила к самому городу. Есть сообщения, что при этом русы выпустили на византийцев большое количестве воздушных змеев.

Начать переговоры с князем Олегом византийцев заставили не эти «устрашения», а поражение в поле под стенами Константинополя и плотная осада с моря и суши. Кроме того, «грекам» стало доподлинно известно, что русы начали подготовку к штурму города.

Князь Олег в ходе переговоров потребовал от Византии выплатить ему на каждого воина по 12 гривен и дать «уклады» на все русские города. То есть речь шла о военной контрибуции, которую победитель накладывал на побежденную сторону.

Византийцы согласились и на предоставление ряда льгот русским купцам: право беспошлинной торговли в течение шести месяцев пребывания в Царьграде, бесплатное получение продовольствия и мытье в греческих банях. Кроме того, городские власти обязывались обеспечить купцов с Руси продовольствием и различным корабельным имуществом на обратный путь.

Только на таких условиях князь Олег увел свое лодейное войско обратно на Русь. Летописец сообщает, что после заключения «позорного» для Восточной Римской империи мирного договора русы «и повесиша щиты своя в вратах, показующе победу, и пойде до Константинополя». То, что князь Олег прибил свой щит на царьградских вратах, было прямым доказательством победности похода 907 года.

(по материалам Детской военной энциклопедии)

Поход князя Олега на Византию
В 907 г. Олег предпринял поход на греков, оставив в Киеве Игоря. Войско Олега состояло из варягов, ильменских славян, чуди, кривичей, мери, полян, северян, древлян, радимичей, хорватов, дулебов и тиверцев. Ехали на конях и кораблях. По словам летописи, кораблей было 2000, а в каждом корабле по 40 человек; но, конечно, придавать абсолютное значение этим цифрам нельзя. Летопись украшает рассказ об этом походе разного рода легендами. При приближении русских к Константинополю, греки замкнули гавань и заперли город. Олег вышел на сушу и стал опустошать окрестности, разрушать здания и храмы, мучить, избивать и бросать в море жителей; велел затем поставить лодки на колеса и, при попутном ветре, двинулся к городу. Греки испугались и просили не губить города, соглашаясь давать дань, какую только Олег захочет. Задумали они затем избавиться от Олега отравой, но Олег догадался и не принял присланных ему греками кушаний и напитков. После этого начались переговоры. Олег послал к императору послов Карла, Фарлофа, Велмуда, Рулава и Стемира, которые потребовали по 12 гривен на корабль и уклады на города Киев, Чернигов, Переяслав, Полоцк, Ростов, Любеч и другие, так как в этих городах сидели мужи Олега. Русские послы требовали, затем, чтобы Русь, приходящая в Царь-Град, могла брать съестных припасов сколько хочет, мыться в банях, для обратного пути запасаться у греческого царя якорями, канатами, парусами и т. п. Византийский император принял эти условия с некоторыми изменениями: русские, пришедшие не для торговли, не берут месячины; князь должен запретить русским грабить греческие села; в Константинополе русские могут жить только у св. Мамы; император посылает чиновника переписать их имена, и тогда уже русские берут свои месячины - сначала киевляне, затем черниговцы, переяславцы и т. д.; входить в город они должны без оружия, в количестве не более 50 человек, в сопровождении императорского чиновника, и тогда уже могут торговать беспошлинно. Императоры Лев и Александр целовали крест при заключении этого договора, Олег же и мужи клялись, по русскому обычаю, оружием, богом своим Перуном и скотьим богом Волосом. Летопись передает, далее, что Олег, возвращаясь домой, велел русским сшить паруса шелковые, а славянам - полотняные, и что воины, в знак победы, повесили свои щиты на вратах Царя-Града. Олег возвратился в Киев с золотом, дорогими тканями, овощами, винами и всяким узорочьем. Народ дивился ему и прозвал его "вещим", т. е. кудесником, волхвом: "бяхо бо людие погани и невеголоси", заключает летописец.

ДОГОВОР 907 ГОДА.

В 907 году византийские императоры «заключили мир с Олегом, обязались уплачивать дань и присягали друг другу: сами целовали крест, а Олега с мужами его водили присягать по закону русскому, и клялись те своим оружием, и Перуном, богом своим, и Волосом, богом скота, и утвердили мир». Этот отрывок говорит, что в государстве Олега существовали свои законы, по которым жили люди, Русь была ещё языческой страной, так что и русские и византийцы имели свой текст этого договора, скорее всего он был оформлен в виде хрисовула. Императорского пожалования, где были оговорены какие-то конкретные условия, о чем говорят следы документальных отрывков, прослеживаемых в «Повести временных лет» и помеченных 907 годом.

По сути, этот договор был политическим межгосударственным соглашением, регулировавшим основные вопросы взаимоотношений между двумя государствами, мирные отношения между странами, об уплате ежегодной денежной дани Руси, освобождение русского купечества от торговых пошлин на столичных рынках Византии. Этот договор регулировал весь комплекс взаимоотношений между подданными Руси и Византии, в чём остро нуждались оба государства.

Русь уверенными шагами вышла на международную арену. Она заявила о себе как о серьёзной, самостоятельной силе, проводящей свою внешнюю политику. На некоторое время между двумя государствами был установлен мир.

После договора 907 года заключенного Русью с Византией, в отношениях между двумя государствами наступила пауза в четыре года, во всяком случае, так это выглядит согласно «Повести временных лет». Да и историки, писавшие на эту тему, дружно согласились с тем, что между событиями 907 г. и последующим летописным упоминанием между Русью и Византией никаких примечательных явлений не произошло.

ДОГОВОР 911 ГОДА

В 911 году, Олег вздумал в Царьград отправить послов своих, дабы заключили они договор письменный.

"Мы от роду Русского, Карл, Ингелот, Фарлов, Веремид, Рулав, Гуды, Руальд, Карн, Флелав, Рюар, Актутруян, Лидулфост, Стемид, посланные Олегом, Великим Князем Русским и всеми сущими под рукою его Светлыми Боярами к вам, Льву, Александру и Константину" (брату и сыну первого) "Великим Царям Греческим, на удержание и на извещение от многих лет бывшие любви между Христианами и Русью, по воле наших Князей и всех сущих под рукою Олега, следующими главами уже не словесно, как прежде, но письменно утвердили сию любовь и клялися в том по закону Русскому своим оружием.

1. Первым словом да умиримся с вами, Греки! Да любим друг друга от всей души и не дадим никому из сущих под рукою наших Светлых Князей обижать вас; но потщимся, сколь можем, всегда и непреложно соблюдать сию дружбу! Так же и вы, Греки, да храните всегда любовь неподвижную к нашим Светлым Князьям Русским и всем сущим под рукою Светлого Олега. В случае же преступления и вины да поступаем тако:

II. Вина доказывается свидетельствами; а когда нет свидетелей, то не истец, но ответчик присягает - и каждый да клянется по Вере своей". Взаимные обиды и ссоры Греков с Россиянами в Константинополе заставили, как надобно думать, Императоров и Князя Олега включить статьи уголовных законов в мирный государственный договор.

III. "Русин ли убиет Христианина или Христианин Русина, да умрет на месте злодеяния. Когда убийца домовит и скроется, то его имение отдать ближнему родственнику убитого; но жена убийцы не лишается своей законной части. Когда же преступник уйдет, не оставив имения, то считается под судом, доколе найдут его и казнят смертию.

IV. Кто ударит другого мечем или каким сосудом, да заплатит пять литр серебра по закону Русскому; неимовитый же да заплатит, что может; да снимет с себя и самую одежду, в которой ходит, и да клянется по Вере своей, что ни ближние, ни друзья не хотят его выкупить из вины: тогда увольняется от дальнейшего взыскания.

V. Когда Русин украдет что-либо у Христианина или Христианин у Русина, и пойманный на воровстве захочет сопротивляться, то хозяин украденной вещи может убить его, не подвергаясь взысканию, и возьмет свое обратно; но должен только связать вора, который без сопротивления отдается ему в руки. Если Русин или Христианин, под видом обыска, войдет в чей дом и силою возьмет там чужое вместо своего, да заплатит втрое.

VI. Когда ветром выкинет Греческую ладию на землю чуждую, где случимся мы, Русь, то будем охранять оную вместе с ее грузом, отправим в землю Греческую и проводим сквозь всякое страшное место до бесстрашного. Когда же ей нельзя возвратиться в отечество за бурею или другими препятствиями, то поможем гребцам и доведем ладию до ближней пристани Русской. Товары, и все, что будет в спасенной нами ладии, да продается свободно; и когда пойдут в Грецию наши Послы к Царю или гости для купли, они с честию приведут туда ладию и в целости отдадут, что выручено за ее товары. Если же кто из Русских убьет человека на сей ладии, или что-нибудь украдет, да приимет виновный казнь вышеозначенную.

VII. Ежели найдутся в Греции между купленными невольниками Россияне или в Руси Греки, то их освободить и взять за них, чего они купцам стоили, или настоящую, известную цену невольников: пленные также да будут возвращены в отечество, и за каждого да внесется окупу 20 златых. Но Русские воины, которые из чести придут служить Царю, могут, буде захотят сами, остаться в земле Греческой.

VIII. Ежели невольник Русский уйдет, будет украден, или отнят под видом купли, то хозяин может вeздe искать и взять его; а кто противится обыску, считается виновным.

IX. Когда Русин, служащий Царю Христианскому, умрет в Греции, не распорядив своего наследства, и родных с ним не будет: то прислать его имение в Русь к милым ближним; а когда сделает распоряжение, то отдать имение наследнику, означенному в духовной.

X. Ежели между купцами и другими людьми Русскими в Греции будут виновные и ежели потребуют их в отечество для наказания, то Царь Христианский должен отправить сих преступников в Русь, хотя бы они и не хотели туда возвратиться.

Да поступают так и Русские в отношении к Грекам!

Для верного исполнения сих условий между нами, Русью и Греками, велели мы написать оные киноварью на двух хартиях. Царь Греческий скрепил их своею рукою, клялся святым крестом, Нераздельною Животворящею Троицею единого Бога, и дал хартию нашей Светлости; а мы, Послы Русские, дали ему другую и клялися по закону своему, за себя и за всех Русских, исполнять утвержденные главы мира и любви между нами, Русью и Греками. Сентября во 2 неделю, в 15 лето (то есть Индикта) от создания мира... "

Последующий анализ соглашения 911 г. подтверждает мысль о том, что перед нами обычный межгосударственный договор.

Во - первых, об этом говорит характеристика участвующих в переговорах партнеров: с одной стороны, это «Русь», с другой «Грекы». Летописец отметил, что Олег послал своих послов в Константинополь «построити ряд и положити мир» между Русью и Византией. В этих словах четко определен характер соглашения: с одной стороны, это «мир», а с другой - «ряд». Договор говорит об «удержании» и «извещении» «бывшей любви» между двумя государствами. Первая статья договора, идущая после протокольной части, непосредственно посвящена общеполитическому сюжету: « Первым словом да умиримся с вами, Греки! Да любим, друг друга от всей души и не дадим никому из сущих под рукою наших Светлых Князей обижать вас; но потщимся, сколь можем, всегда и непреложно соблюдать сию дружбу….» а далее идет текс, который говорит, что обе стороны клянуться сохранять мир на долгие годы. Данное политическое обязательство сформулировано в виде отдельных глав, одна из которых говорит об обещании Руси хранить этот мир, а другая отражает то же обязательство со стороны греков. «Так же и вы, Греки, да храните всегда любовь неподвижную к нашим Светлым Князьям Русским….» .Эта общеполитическая часть отделена от последующих статей, посвященных конкретным сюжетам взаимоотношений двух государств. Вместе с тем, если в 907 году договор был оформлен в виде хрисовула, то в 911 году русские могли настоять на иной форме договора - на равноправном двухстороннем соглашении.

С другой стороны соглашение являлось не только договором «мира и любви», но и «рядом». Этот «ряд» относится к конкретным сюжетам взаимоотношений двух государств (или их подданных) в сфере экономической и политической.

Первая статья говорит о способах рассмотрения различных злодеяний и мерах наказания за них; вторая - об ответственности за убийство, и в частности об имущественной ответственности; третья - об ответственности за умышленные побои; четвертая - об ответственности за воровство и о соответствующих за это наказаниях; пятая - об ответственности за грабеж; шестая - о порядке помощи купцам обеих сторон во время их плавания с товарами, помощи потерпевшим кораблекрушение; седьмая - о порядке выкупа пленных русских и греков; восьмая - о союзной помощи грекам со стороны Руси и о порядке службы в императорской армии; девятая - о практике выкупа любых других пленников; десятая - о порядке возвращения бежавшей или похищенной челяди; одиннадцатая - о практике наследования имущества умерших в Византии руссов; двенадцатая - о порядке русской торговле в Византии (статья утеряна); тринадцатая - об ответственности за взятый долг и о наказаниях за неуплату долга.

Таким образом, широкий круг проблем, регулирующих взаимоотношения между двумя государствами и их подданными, в наиболее, для них жизненных и ставших традиционных сферах, охвачен и регулируется конкретными статьями, которые и составляют содержащие слова «ряд». Из всего этого следует, что русско-византийский договор 911 года был совершенно самостоятельный межгосударственный равноправный «мир- ряд». Оформление этого соглашения происходило по всем канонам тогдашней дипломатической практики относительно заключения договора меду двумя равноправными суверенными государствами. Этот договор стал ещё одним шагом в развитии древнерусской дипломатии.

Договор был писан на Греческом и Славянском языке. Условия мирные надлежало разуметь и Грекам и Варягам: первые не знали языка Норманов, но Славянский был известен и тем и другим.

Надобно также приметить, что между именами четырнадцати Вельмож, употребленных Великим Князем для заключения мирных условий с Греками, нет ни одного Славянского. Только Варяги, кажется, окружали наших первых Государей и пользовались их доверенностью, участвуя в делах правления.

Император, одарив Послов золотом, драгоценными одеждами и тканями, велел показать им красоту и богатство храмов (которые сильнее умственных доказательств могли представить воображению грубых людей величие Бога Христианского) и с честию отпустил их в Киев, где они дали отчет Князю в успехе посольства.

Сей договор представляет нам Россиян уже не дикими варварами, но людьми, которые знают святость чести и народных торжественных условий; имеют свои законы, утверждающие безопасность личную, собственность, право наследия, силу завещаний; имеют торговлю внутреннюю и внешнюю.

Причины, побудившие Олега атаковать Константинополь, нам уже известны по предыдущим набегам русов на столицу Византии : с одной стороны — это стремление нового владыки Днепровской Руси добиться от империи признания своего статуса и тем самым подтверждения и продления действия «русско»-византийского договора; с другой — нежелание имперских властей находиться в союзных отношениях с язычниками и предоставлять им торговые и какие-либо иные льготы. Непосредственным поводом к конфликту, если судить по тексту договора 911 г., были какие-то стычки между русами и греками, в которых дело доходило до «удара мечом».

Поход Олега на Константинополь обстоятельно описан в «Повести временных лет». Разительным контрастом с осведомленностью летописца выглядит «заговор молчания», которым окружено это событие в византийской литературе. Впрочем, одно косвенное свидетельство все же имеется. У Льва Диакона находим известие, что император Иоанн Цимисхий грозил князю Святославу Игоревичу участью его отца, который «презрел клятвенный договор», — это, конечно, явный намек на предыдущее византийско-«русское» соглашение, нарушенное Игорем в 941 г.

К сожалению, подробность летописного рассказа отнюдь не гарантирует точности сообщаемых им сведений. Прежде всего это касается хронологии. «Повесть временных лет» датирует поход Олега на Царьград 907 г. К этому же времени она приурочивает проведение предварительных переговоров с греками, результаты которых получают юридическое оформление только в 911 г., когда второе, «расширенное» посольство князя Олега подписывает знаменитый договор. Причины этой дипломатической задержки оставлены без каких-либо объяснений. Образовавшийся временной разрыв летописец просто заполнил «пустыми годами». Трудно сказать, какие соображения двигали им в данном случае 1 . Но на самом деле оба события произошли в одном и том же году, свидетельство чему можно найти в самой же «Повести». В статье, помеченной 907 г., Олеговы послы ведут переговоры с «царьма грецкими», братьями «Леоном и Александром». Между тем это сообщение может быть верно только по отношению к 911 г., потому что именно в этом году император Лев VI Мудрый назначил Александра своим соправителем. Таким образом, стояние «руси» под стенами Константинополя, скорее всего, продолжалось весь август 911 г. и закончилось 2 сентября, в день подписания договора.

Не большей надежностью, чем выставленная дата, отличается и вся статья 907 г. Это и немудрено, ведь летописец, по сути, сложил гимн во славу вещего князя, в лице которого Русская земля восторжествовала над греками. Верить гимнам на слово было бы, разумеется, наивно. Читая повествование о заморских подвигах Олега, следует помнить, что соотношение между историей и поэзией здесь примерно таково, как между «Илиадой» и настоящей осадой Трои.

Эпическая грандиозность задуманного Олегом похода становится очевидной с первых же строк. Ему будто бы удается собрать огромный флот - 2000 «кораблей». Эта фантастическая цифра нужна летописцу, конечно, только для того, чтобы отправить вместе с Олегом всех его «толковинов» (союзников) — «множество варяг, и словен, и чюдь, и кривичи, и мерю, и деревляны, и радимичи, и поляны, и северо, и вятичи, и хорваты, и дулебы, и тиверцы» (причем последние четыре славянских племени, согласно самому же летописному повествованию, еще не «примучены» киевскими князьями под дань). Но даже эта армада «кораблей» не способна вместить всех Олеговых «воев», которых, заметим, уже набирается 80 000 (из расчета по 40 человек в ладье — число, указанное в летописи), поэтому другая их часть «поиде» к Царьграду сушей, «на конех», хотя конных дружин у русов и восточных славян тогда еще не существовало.

Мобилизовав под стяги Олега всю Русскую землю, летописец, однако, не сумел как следует распорядиться этим бесчисленным воинством. Оно тает буквально на наших глазах. Первой исчезает конная рать, поскольку договор Олега требует от греков дань только на «мужей» в «кораблях». А затем как сквозь землю проваливаются все варяго-финно-славянские «толковины», вместо которых внезапно появляется «русь», чьи интересы только и оказываются учтены на переговорах с «царями». Такой оборот дела убеждает в том, что на самом деле морская кампания 911 г. была проведена силами Олеговой дружины; ополчение восточнославянских племен в набеге не участвовало.

Однако в списке «толковинов» заслуживают внимания «словене», которые впоследствии фигурируют в анекдоте с парусами: «И рече Олег: «исшейте парусы паволочиты руси, а словеном кропиньныя», и бысть тако… И подняла русь парусы паволочиты, а словене кропиньные, и раздрал их ветр; и реша словени: «возьмем свои толстины [паруса из грубого холста], не даны суть словенам паруса паволочиты». Паволокой на Руси называлась дорогая ткань двух видов: шелковая и «бумажная» (хлопчатая). «Словенам» достались тоже «паволочитые» паруса, но из хлопчатобумажной ткани - легко рвущиеся («кропкие»). Смысл анекдота, видимо, тот же, что и в сказке о вершках и корешках: деля награбленные у греков дорогие «паволоки» — шелк и бумазею, — «словене» польстились на более роскошную и прочную на вид, чем шелк, но непригодную в мореходном деле ткань.

Здесь летописец явно пересказывает известное ему «русское» дружинное предание, запечатлевшие какой-то конфликт между «русью» и «словенами» по поводу дележа добычи или дружинной «чести». Причем «словене» оказались в числе «толковинов» только благодаря тому, что они являются действующими лицами этого анекдота, и лишь для того, чтобы дать летописцу возможность рассказать его (ничего другого летописец о «словенах» не знает). В устах киевского книжника XI в. история с парусами звучит как насмешка над новгородцами, соперниками «полян-руси». Поэтому «словене» вставлены в список «толковинов» сразу же после варягов, и, находясь на этом месте, они должны обозначать ильменских словен. Не обращая внимания на то, что летописец в данном случае шел от анекдота к истории, все комментаторы этого отрывка до сих пор называют «словен» новгородцами. Между тем славянский контингент «русского» войска, по всей видимости, был представлен моравскими и хорватскими дружинниками , быть может, возглавляемыми воеводой (мотив соперничества дружин князя и воеводы развит в «Повести» позднее, в сюжете о древлянской дани). Характерно, что в тексте договора «словене» не упоминаются. Это могло произойти только в том случае, если они входили в состав «руси» — обстоятельство, вполне естественное для хорватов и мораван, пришедших в Киев вместе с Олеговыми русинами , и совершенно невозможное для ильменских словен.

В свете сказанного десятикратно сокращенное количество «кораблей» Олега будет выглядеть наиболее вероятной цифрой. Кстати говоря, именно так и поступил недоверчивый редактор Комиссионного списка Новгородской I летописи.

Описание военных действий у стен Царьграда вновь ставит вопрос о действительном отношении всей летописной статьи 907 г. к «преданьям старины глубокой» и тем более к «воспоминаниям участников похода». Замечено, например, что рассказ о грабежах и разбоях «руси» в окрестностях Константинополя («и повоева около города, и много убийств створи грекам, и палаты многы разбиша, а церкви пожгоша; а их же имяху полонянникы, одних посекаху, другыя же мучаху, иныя же расстреляху, а другыя в море вметаша, и ина многа зла творяху русь грекам, елико же ратнии творят») составлен из сообщений двух византийских источников — Продолжателя хроники Георгия Амартола и Жития Василия Нового — о нападении на Константинополь князя Игоря в 941 г. (Шахматов А. А. «Повесть временных лет» и ее источники // Труды отдела древнерусской литературы Института русской литературы Академии наук СССР, IV. М.; Л., 1940. С. 54 - 57, 69 - 72 ). Это дало повод ряду исследователей утверждать, что договор 911 г. «не имеет никаких намеков на враждебные отношения между русскими и греками» (Бахрушин С. В. Труды по источниковедению, историографии и истории России эпохи феодализма. М., 1987. С. 30 - 31; Тихомиров М. Н. Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969. С. 109 ). В этих рассуждениях есть своя доля правды, однако полностью отрицать достоверность летописного сообщения о жестокостях русов было бы неверно. В средневековой и, в частности, древнерусской литературе существует множество описаний реальных событий с использованием (подчас дословным) античных, библейских и проч. «образцовых» текстов (Бибиков М. В. Византийская историческая проза. М., 1996. С. 30 - 31 ). Между тем текст Олегова договора сохранил явственные следы того, что мечи русов и на этот раз обагрились кровью мирного населения Византийской империи. Его «главы» открываются заявлением о прекращении насилия: «По первому слову да умиримся с вами, греки», а на предварительных переговорах императоры Лев и Александр потребовали от русов впредь не «творить пакости в селах и в стране нашей».

Но процитированные критические замечания верны в том отношении, что никакой «русско-византийской войны», то есть полномасштабных военных действий, в 911 г. действительно не было. Олег приплыл к Константинополю не для того, чтобы воевать с Византией; демонстрация военной силы должна была склонить греков к заключению мирного договора. Стратегический замысел Олега состоял в том, чтобы прорваться в бухту Золотого Рога (византийский флот в это время был задействован в морских операциях против арабов в Средиземноморье). Это уязвимое место византийской твердыни было известно русам еще с 860 г. Тогда им удалось застать город врасплох. Но теперь по каким-то причинам внезапного нападения не получилось, и вход в бухту был надежно перекрыт протянутой между обоими берегами цепью. И все же Олег осуществил маневр, благодаря которому 542 года спустя Мехмед II въехал победителем в храм святой Софии. В этом месте своего рассказа летописец опять прибегает к поэтизации истории: «И повеле Олег воям своим колеса изделати и поставити на колеса корабли, и при попутном ветре подняли парусы… и идяше к граду». Полуостров, отделяющий внутреннюю гавань Константинополя от моря, покрыт виноградниками, пашнями и довольно горист; чтобы заставить двигаться здесь поставленные на колеса ладьи, нужен ветер такой необыкновенной силы, который скорее сорвал бы все предприятие, нежели помог ему осуществиться. Но в самом факте переброски ладей по суше в бухту Золотого Рога нет ничего невероятного. Конечно, суда вряд ли были поставлены на колеса — скорее их уложили на круглые вальки и тянули волоком. Древесину в необходимом количестве можно было добыть без труда — фракийские леса подступали тогда к самому Константинополю.

Успех этого маневра ошеломил греков. Увидев вражеские суда плавающими посреди бухты, считавшейся недоступной, императоры-соправители согласились начать переговоры с Олегом. К этому шагу их вынудило также покаянное настроение, охватившее население столицы. Вдруг вспомнили, как за несколько лет перед тем, в 904 г., имперские власти отказались помочь Фессалоникам, подвергшимся осаде со стороны арабов. Жители Фессалоник были возмущены тем, что их бросили на произвол судьбы, и пророчили, что святой Димитрий, покровитель города, обязательно накажет Константинополь за это предательство. И вот теперь в столице на каждом углу слышалось: «Это не Олег, но сам святой Дмитрий послан на нас Богом». Противиться небесной каре было немыслимо. Дальнейшая неуступчивость правительства к требованиям варваров, которые стремились всего-навсего иметь выгодный торг на константинопольском рынке, грозила привести к открытому мятежу. Оба эти обстоятельства — захват Олегом территории Золотого Рога и напряженная обстановка внутри города — и обеспечили незабываемый дипломатический успех послам «от рода русского».

Договор Олега с греками

Подписанию долгосрочного мирного договора предшествовали переговоры о завершении военных действий. Олег желал получить «дань» — откупное для своих «воев». Это место в «Повести» вообще довольно темно. Летописец приводит двойное счисление дани: вначале Олег «заповеда» давать дань «на 2000 кораблей, по 12 гривен на человек, а в корабле по 40 муж»; но его послы, явившиеся в Константинополь, просят уже «дати воям на 2000 кораблей по 12 гривен на ключ». Очевидное несоответствие между размерами этих двух даней историки объясняли по-разному. Но мало кто принимал при этом во внимание возможности имперской казны и соображения имперского престижа. Даже если, следуя Новгородской I летописи, оценить численность войска Олега в 8000 человек (200 ладей по 40 воинов в каждой), то требуемая на них дань составит 96 000 гривен или 2 304 000 золотников (гривна начала Х в. равнялась примерно трети фунта, то есть 24 византийским золотникам). Тут надо вспомнить, что в византийскую казну ежегодно поступало приблизительно 8 000 000 золотников и что император Маврикий насмерть разругался с аварским каганом Баяном из-за 100 000 золотников - суммы в 23 раза меньше той, которая получена нами в результате десятикратного сокращения количества воинов Олега! (По летописи же выходит, что Олег потребовал выплатить ему три годовых бюджета империи — еще одно свидетельство фантастичности летописного исчисления его войска.) А ведь международный статус аварского кагана намного превосходил достоинство «светлого князя русского».

Думается, что дань по 12 гривен на воина — создание разгоряченной фантазии древнерусских дружинников, попавшее в летопись из их «царьградских» преданий. Две системы исчисления дани отражают, вероятно, тот факт, что Олег, раззадоренный достигнутым успехом, поначалу запросил чересчур много, но затем, в ходе переговоров, согласился взять «по чину». Выражение «по 12 гривен на ключ» обыкновенно понимается как выплата на ключевое (рулевое) весло, то есть на одну ладью. Однако В. Даль в своем словаре (статья «Ключъ») указывает также, что у западных славян слово «ключ» означает поместье из нескольких сел и деревень с местечком, управляемое ключвойтом. «Ладейная сила Олега, — пишет он, — вероятно, делилась на ключи по волостям, откуда ладьи были выставлены, или по частным начальникам над ключами, отделами людей». Учитывая карпатское происхождение Олега, возможно, следует предпочесть именно эту трактовку размера полученной от греков дани. Еще какая-то часть дани была выдана драгоценными вещами и продуктами. Возвращаясь в Киев, Олег увозил с собой «злато, и паволоки, и овощи, и вина, и всякое узорочье».

Другим важным пунктом переговоров были «уклады», которые греки обязались «даяти на русские грады». Текст, непосредственно следующий за списком городов, регламентирует условия содержания «русских» послов и купцов: «да емлют месячину на 6 месяцев, хлеб и вино, и мясо, и рыбы, и овощ; и да творят им мовь [баню], елико [сколько] хотят; и поидуче же домой, в Русь, да емлют у царя нашего на путь брашно, и якори, и ужа [канаты], и парусы, и елико им надобе». При вторичном упоминании городов договор определяет порядок торговли для купцов-русов: «и да входят в град в одни ворота со царевым мужем, без оружья, по 50 мужей, и да творят куплю, якоже им надобе, не платяче мыта [пошлин] ни в чем же». Таким образом, под «укладом» надо понимать торговый устав, оговаривающий правила торговли русов на константинопольском рынке. Как видим, Олег добился чрезвычайно выгодных условий для «русских» купцов: они получали содержание из императорской казны и освобождались от пошлин.

Договоренность была скреплена клятвой. Императоры Лев и Александр «целовавше сами крест, а Олга водивше на роту [присягу], и мужи его по русскому закону клящася оружьем своим, и Перуном, богом своим, и Волосом, скотьем богом, и утвердиша мир». Имя Волоса вовсе не доказывает, что среди послов Олега находились представители славянской аристократии Киева. Это божество знали также западные славяне и, скорее всего, послы, клявшиеся Волосом, принадлежали к хорватам или мораванам.

2 сентября четырнадцать «мужей от рода русского» подписали письменный договор о «непревратной и непостыжной» любви между русами и греками. Его статьи могут быть разбиты на четыре основных раздела:

1. Порядок разбора и наказания уголовных преступлений, совершенных русами или греками друг против друга на территории Византийской империи. Убийство, как того требовало имперское законодательство, каралось смертью и конфискацией имущества, за исключением той части, которая полагалась жене убийцы. За нанесение телесных повреждений на виновного налагался штраф («пять литров серебра по закону русскому»), причем если он был «неимовит», то должен был снять с себя и «самые порты». С пойманного вора взыскивалось втрое против взятого; в случае оказания им сопротивления при поимке, хозяин украденного имущества мог безнаказанно убить его. Приговор выносился только на основании неоспоримых свидетельств; при малейшем подозрении на ложность свидетельских показаний противная сторона имела право отвергнуть их, поклявшись «по своей вере». За лжесвидетельство полагалась казнь. Стороны обязывались выдавать друг другу сбежавших преступников.

2. Оказание взаимопомощи на территории других государств. В случае кораблекрушения византийского торгового судна близ берегов какой-либо иной страны находящиеся поблизости «русские» купцы обязаны были взять корабль и экипаж под охрану и сопроводить груз в пределы империи или в безопасное место. Если беда настигала греков близ «земли Русской», то корабль препровождали в последнюю, товары продавались и вырученное русы должны были переправить в Константинополь с первым же посольством или торговым караваном. Насилия, убийства и грабежи, совершенные русами на корабле, карались вышеозначенным способом. О том, что «русские» купцы имели право требовать того же с греков, договор умалчивает. Вероятно, это обстоятельство связано с тем, что русы отправлялись в торговые экспедиции целыми флотилиями (по приблизительным подсчетам, один торговый караван, прибывавший из Киева в Константинополь в середине Х в., насчитывал не менее тысячи человек — см. Константин Багрянородный. Об управлении империей. Прим. 63. С. 329 ). Многочисленность «русских» купцов отражена и в требовании греков об ограничении их доступа в Константинополь: они должны были входить в город через одни ворота по 50 человек. Понятно, что при таком размахе торговых предприятий русы не нуждались в посторонней помощи.

3. Выкуп «русских» и греческих невольников и военнопленных и поимка беглых рабов. Увидев на невольничьем рынке греческого пленника, «русский» купец должен был выкупить его; так же обязан был поступить греческий торговец по отношению к плененному русу. На родине невольника купец получал за него выкупную сумму или среднюю цену невольника по текущему курсу («20 златых»). На случай «рати» (войны) между «Русской землей» и Византией предусматривался выкуп военнопленных — опять же по средней цене невольника. Беглые или украденные «русские» рабы подлежали возврату хозяевам; последние могли искать их на территории империи, и тот грек, который противился обыску своего дома, считался виновным.

4. Условия найма русов на военную службу. При объявлении набора наемников в войско византийские императоры обязаны были брать на службу всех русов, которые этого пожелают, и на тот срок, какой будет устраивать самих наемников (русы добивались долгосрочного наемничества, вплоть до пожизненного). Имущество убитого или умершего наемника, при отсутствии завещания, переправлялось его ближним «в Русь».

Переговоры завершились торжественной церемонией, которая должна была явить варварам могущество империи и побудить Олега последовать примеру предыдущих «русских» князей, обратившихся в христианство. Послы русов были приглашены в храм Святой Софии для осмотра христианских святынь: «Царь же Леон послы рускыя почтив дарами, золотом и паволоками… и пристави к ним мужи свои, показати им церковную красоту, и полаты златыя, и в них сущее богатство: злато много, и паволоки, и каменье драгое, и страсти Господни, венец и гвоздье, и хламиду багряную, и мощи святых, учаще их к вере своей и показующе им истинную веру; и тако отпусти их в свою землю с честью великой». Но кажется, никто из русов не пожелал оставить языческие заблуждения.

Перед тем как покинуть свой стан, Олег еще раз подтвердил свое твердое намерение хранить с греками «любовь непревратну и непостыжну», приказав повесить на городских воротах свой щит, «показуя победу». Этот символический акт обыкновенно истолковывают в совершенно противоположном смысле — как знак победы русов над Византией. Однако слово «победа» в XI - XII вв. имело также значение «защита, покровительство» (ср. победница — «заступница, защитница» в Успенском сборнике). Равным образом и щит нигде и никогда не символизировал победу, но лишь защиту, мир, прекращение брани. Поднятие предводителем войска своего щита во время сражения означало призыв к началу мирных переговоров; в 1204 г. знатные крестоносцы вешали свои щиты на дверях занятых ими домов в Константинополе, чтобы предотвратить их разграбление другими рыцарями. Вещий князь оставлял грекам свой талисман, который должен был охранять город от вражеских нападений; он возвращался в свой

Наверняка каждый хоть раз в жизни спрашивал себя, куда же делось время. Возможно, оно незаметно пролетело за разговором с другом или за работой.

Иногда час может показаться минутой, неделя - днём, а год - месяцем. Для тех, кто жил в период с 614-го по 911-й год н. э., может показаться, что этого периода длиной в 297 лет никогда не было.

Давайте начнем с самого начала… начала отсчёта времени. Считается, что старейший календарь в мире восходит к 8000-му году до н. э.: охотники и собиратели, жившие на территории современной Шотландии, создали примитивный календарь, учитывавший смену лунных фаз и времён года. По мере развития каждая цивилизация в мире создала собственный календарь, где тоже чаще всего учитывались фазы луны - такой был в Вавилоне и у Майя.

В 2013 году старейший в мире календарь был обнаружен в шотландском поле. Календарь включает в себя набор из 12 ямок (углублений), каждая, вероятно, содержала один деревянный столб для каждого месяца года. Монумент использовался для составления карты фаз Луны для того, чтобы отслеживать лунные месяцы.


В I веке до н. э. Римская империя навязала покорённым народам свой календарь. Он появился в 46-м году до н. э. и был основан на движении Солнца. В нём было 365 дней и 12 месяцев - это знаменитый юлианский календарь. Этим календарём пользовались в большинстве стран Европы в течение следующих 1600 лет, пока папа Григорий XIII не ввёл григорианский календарь в 1582-м году.

Григорий XIII

На то было три причины: он хотел, чтобы Пасха всегда совпадала с днём весеннего равноденствия; надо было убрать десятидневную ошибку, так как по юлианскому календарю каждый год недоставало 11-ти минут и 14-ти секунд; также надо было поменять правила для високосного года - теперь лишнего дня не было в годах, кратных 100, если они не были кратны 400. Введённые изменения прижились, и григорианским календарём мы пользуемся до сих пор.

Немецкий историк Герберт Иллиг в 1911-м году опубликовал гипотезу, согласно которой мы сейчас живём не в 2013-м году, а в 1716-м - «не хватает» 297 лет. Эти недостающие годы пропали либо случайно из-за неверной трактовки документов, либо из-за намеренной фальсификации. Конечно, некоторое количество времени действительно было утеряно, что может быть связано с заменой календарей на протяжении целых веков - человеческие ошибки и просчёты здесь неизбежны.

Папа Григорий XIII действительно сделал ошибку, но потерял он всего 13 дней, а не 297 лет. Ошибка была незначительной. Но 297 лет действительно «пропали»: построенные в 800-м году н. э. архитектурные сооружения, например, ничем не отличались от построек 200 лет спустя. Документация о росте ислама в Персии и Европе за этот период отсутствует, и нет никаких сведений о действиях еврейского народа во времена великих потрясений - эти 297 лет «отсутствуют» у многих цивилизаций.

Однако Азии «потеря времени» почему-то не коснулась: например, в Китае в период с 618-го по 907-й год правила династия Тан, о чём остались письменные свидетельства. Таким образом, кто-то в средневековой Европе должен был убедить китайцев создать поддельную династию, что было довольно сложно.

Верить или нет - личное дело каждого. Это как с Дедом Морозом: если нет доказательств его существования, это ещё не значит, что его не существует.